Из журнала «Спортивная жизнь России» №4 2011

Мотивы из «Доктора Живаго» не желательны на советских экранах.

Беседа с известным комментатором Сергеем Кононыхиным.

В отделе спорта Центрального телевидения Сергей Кононыхин проработал не так уж и много: где-то без малого десять лет. Но давние любители спорта помнят его в высшей степени квалифицированные и, если можно так сказать, интеллигентные репортажи о фигурном катании.

Расскажите о своём спортивном прошлом.

- На Стадион юных пионеров я, 11-летний новичок, попал в группу Татьяны Александровны Толмачёвой - прекрасного человека и знамени­тейшего тренера. Тогда брали всех, а не с четырёх лет, как сейчас. Снача­ла меня испытали в одиночном катании, потом поставили в пару с Людой Суслиной, мы с ней по сей день созваниваемся. Выиграли первенство ЦС «Буревестник» и «Труд», а в 63-м - Всесоюзную Спартакиаду профсою­зов, и это, пожалуй, была наша самая большая победа. Затем я попробо­вал себя в судействе, получил международную категорию, что, кстати, очень пригодилось в работе комментатором.

- А какой турнир в этом качестве вам особенно запомнился?

- Это, наверное, мой первый международный турнир «Пражские конь­ки» в 66-м году и Олимпиада 80-го года в Лейк-Плесиде, где Ирина Роднина выиграла третью золотую медаль с Сашей Зайцевым.

- Там была такая острая ситуация, что американская пара -соперники Родниной и Зайцева - снялась с турнира...

- Это произошло на моих глазах, я как раз был арбитром этого соревно­вания. Бабилония и Гарднер вышли на разминку, вышли на лёд, и вдруг стало понятно, что они совершенно не могут бороться: одно падение, другое, ещё одно. Они были в таком разобранном состоянии, что я это и со стороны сразу увидал. И они снялись, сослались на травму, но причина была не в этом.

- Ваша, Сергей Николаевич, работа на телевидении, по-мое­му, совпала с просто сумасшедшей популярностью фигурного ка­тания, чему очень поспособствовали именно телевизионные репор­тажи. И следствием этого интереса стало то, что и родители, и ба­бушки с дедушками повели детишек на катки, в секции.

- Я могу назвать точную дату начала этого бума - 1965 год. Тогда в Москве состоялся чемпионат Европы и телевидение показало его полнос тью, а не фрагментами, как это было раньше. Вот тогда фигурное катание и вошло в квартиры советских людей, появились свои любимчики и люби­мицы - Эмерих Данцер, СерёжаЧетверухин, Николь Аслер, Габи Зайферт... Ну и, конечно, этот интерес самым положительным образом повлиял на развитие нашего фигурного катания, с этим не поспоришь.

- А вы имели отношение к этому чемпионату?

- Я расскажу: это довольно интересно. Этот чемпионат свалился на спортивную редакцию ЦТ как нечто непонятное и сложное. Тем более, что была поставлена задача транслировать не только произвольную, но и обя­зательную программы. А фигурное катание тогда более-менее сносно знал один Георгий Саркисьянц, но и для него этот вид спорта был далеко не ос­новным. И телевизионная бригада на этом чемпионате Европы, в которую, кстати, входил и Николай Озеров, поняла: без консультанта никак не обой­тись. А я в те дни был волонтёром, помогал отладить работу секретариата, судейского корпуса, пресс-центра, ну, в общем, это были не самые обре­менительные хлопоты. И меня приметил Саркисьянц, предложил сотруд­ничать: я должен был объяснить телезрителям элементы фигурного ката­ния, качество исполнения, работу судей... Вот так впервые я и оказался у микрофона.

- И с этого дебюта, нетрудно догадаться, началась ваша карь­ера спортивного комментатора.

- Не совсем так. Работа консультантом на московском чемпионате показалась мне интересной, но дебют мой не имел продолжения по линии спорта. Как раз тогда я получил предложение готовить, как внештатный сотрудник, сюжеты для отдела научно-познавательных программ, который входил в состав Главной редакции общественно-политических программ ЦТ. Почему на мне остановили выбор? Всё-таки я окончил МАИ, то есть серьёзный технический вуз. Получил распределение на солидное закры­тое предприятие, так что мои знания были интересны отделу науки.

- Скучно не было?

- Ну что вы, я же брал интервью, общался с людьми, составляющими элиту советской и мировой науки: с физиком-ядерщиком Георгием Флё­ровым, который основал Объединённый институт ядерных исследований в Дубне, с крупнейшим теоретиком физики Аркадием Мигдалем, с непре­рекаемым специалистом в области аэрогидродинамики Михаилом Миллионщиковым, с другими светилами науки. Нет, это было замечательное время, оно мне многое дало, многому научило.

- И всё же в конце концов вы пришли в отдел спорта...

- Да, и произошло это совершенно неожиданно. Что случилось? В марте 68-го года в Женеве проходил чемпионат мира, репортажи оттуда должен был вести Георгий Саркисьянц. И вот после первых же его слов ста­ло понятно, что Георгий нездоров и довести репортаж до конца не сумеет. Комментаторский канал отключили, но он продолжал говорить, а на экра­нах пошла картинка без его голоса. Ситуация была чрезвычайная, скан­дальная. И тут кто-то вспомнил, что есть в отделе науки мастер спорта по фигурному катанию. Мне позвонили, и я помчался в студию на Шаболовке. Вот таким было моё боевое крещение в прямом эфире.

- Выдержали его?

- Скажу, что комментатору, работающему в прямом эфире, надо по­мимо прочего иметь хорошие нервы и способность выйти из трудного по­ложения. Ведь в те годы дополнительная информация на мониторе не вы­водилась, не было информации о стартовых номерах фигуристов, не было субтитров их фамилий, промежуточного и окончательного распределения всех мест. А ещё возьмите во внимание мою полную неопытность. Но как-то сумел выкрутиться - помогла судейская квалификация: большинство участников я знал в лицо, знал их возможности в чемпионате, биографии. Во всяком случае, уже через несколько дней после этого жуткого аврала меня пригласил заместитель председателя Гостелерадио Георгий Иванов и предложил постоянную работу в отделе спорта. А Жору Саркисьянца, кстати, прекрасного человека и моего большого друга, надолго и незаслу­женно отлучили от эфира. Он проявил себя молодцом, достойно выдер­жал этот период и вернулся в профессию.